Легенда о девушке-чайке

На море Черном есть остров суровый, немой — красные скалы на буйном зеленом раздолье. Не видно на острове беленьких хаток, кудрявые листья его не покрыли. Одна только тропка зеленая вьется: весенний ручей промыл красную глину, оброс бархат-травою. А дальше — все мертво и глухо.

Но нет, не все: вон там, на утесе над морем, где вечно бушует седой прибой, на самой вершине горит по ночам огонек. А днем над утесом чайки печальные вьются, кричат над бушующим морем. Это что за утес? Почему там огонь? И за что чайки любят утес тот суровый?

Давно, говорят, на остров тот дикий приплыл человек неизвестно откуда. Наверное, горькая доля долго гоняла беднягу по свету, пока не нашел он на острове диком приюта.

Дитя да пожитки убогие вынес из утлого челна на берег и стал себе тут поживать. Как жил, чем питался — сначала об этом никто не ведал. Со временем люди узнали, какое доброе сердце у этого человека. Он каждую ночь огромный костёр разжигал, чтоб его видно было далеко, чтоб те корабли, которые плыли по волнам зеленым, могли безопасно пройти мимо камней суровых да отмелей скрытых, коварных! А если корабль разбивался о скалы, тогда человек в своем утлом челне отважно бросался на помощь несчастным.

И благодарные люди отдать ему были готовы сокровища, деньги и все, что везли на своих кораблях. Но не брал ничего чужеземец, лишь только еды немного, да дров, да смолы для костра.

И вскоре люди узнали о старике этом странном, прозвали его «аистом морским». А также узнали о дочери его любимой, которую, словно русалку, и волны морские качали- ласкали, и камни немые, и бури морские жалели и утешали.

Выросла дочь старика, и стала на диво прекрасной: бела, словно пена морская; пушистые косы ее как морская трава, до колен ниспадали, а голубые глаза, словно раннее море, сияли; а зубы, как жемчуг, сверкали из  коралловых губ. Однажды после купания девушка сладко уснула на теплом песочке (море в то время молчало-дремало). И слышит сквозь сон она шепот. То рядом за камнем втроем собрались; птица-бабич, свинка морская да рыбка  золотая.

Вот рыбка и молвит:

- Достану со дна я ей жемчуг, кораллы и яркие самоцветы за то, что спасла меня. Лежала, несчастная, на косе — сердитые волны забросили очень далеко, меня солнце, сушило, а хищный мартын в белоснежном  небе кружился, и с ним моя смерть приближалась, А добрая девушка эта взяла меня, ласково мне улыбнулась и в море легко опустила. Я вновь ожила.

- А я хорошо научу ее плавать, нырять, танцевать веселые танцы, чудесные сказки я ей расскажу, — молвила свинка морская, — за то, что она меня кормит, делится едою со мной. Погибла бы я без нее.

- А я,— отозвалась задумчиво птица-бабич, а я ей ведаю новость, которой никто здесь не знает. Была я за морем, слыхала: прибудут сюда корабли и галеры. На кораблях и галерах дивные люди с чубами. Они никого не боятся и даже древнему морю подарки не дарят, как другие купцы-мореплаватели, лишь веслами бьют его, не уважают! И море разгневалось на них,  и злая судьба их всех потопить присудила, сокровища камням отдать, да нам, морским слугам. А ей, милосердной, должна рассказать я за то, что меня она тоже спасла. Какой-то злодей переломал мои крылья стрелою, и я умирала на волнах зеленых, милая девушка эта меня изловила, кровь зашептала, целительных трав приложила, кормила, поила, за мною смотрела, пока не срослись мои крылья. За это раскрою ей тайну большую.

-  Молчи! — зашумели, проснувшись, сердитые волны. Молчи, не твое это дело! Не смеет никто знать о воле великого моря, не смеет никто противиться грозному! Набросились волны на камни, сердито урчат между ними. Испуганно свинка и рыбка нырнули на дно, а птица в небо взлетела.

Но поздно проснулись волны: услышала девушка тайну, на ноги быстро вскочила и громко позвала:

- Вернись, птица-бабич, вернись! Расскажи мне о тайне подробней! Не нужно ни жемчуга мне, ни кораллов, ни танцев веселых, ни сказок чудесных. А лучше скажи мне, откуда высматривать хлопцев чубатых, как от беды бесталанных спасти?

А волны бушуют, а волны ревут:

- Молчи! Не расспрашивай, глупый ребенок. Смирись! Не перечь лучше морю: море ведь тяжко карает!

А дивчина думает: «Ладно, бушуйте, зеленые волны, чернейте от злости, беситесь. Я вам не отдам на съедение людей тех отважных. Я вырву из горла у хищного моря братьев моих бесталанных! Отцу не скажу я ни слова. Ведь старенький он, и бороться ему не под силу, а будет большое ненастье, я вижу».

И день догорел. И солнце в море спустилось. И тишина наступила, Лишь слышно во тьме, как бормочет старик, на пост свой ночной собираясь. Дочь попрощалась с отцом, в пещере легла. А только отец стал костер разжигать, она поднялась, прыгнула в челн, приготовила все — ждет бури!

Море спокойно пока. Но вдали слышен гул: то туча, союзница моря, идет, глазами сверкает, крыльями черными машет на яркие звезды. И гаснут звезды со страха. Вот ветер, посланец ее, налетел, засвистел, стараясь костер потушить. Но дед догадался, подбросил смолы, и костер запылал сильнее. И ветер отпрянул назад, застеснявшись, и вновь тишина наступила.

И снова, но ближе, загрохотала грозная туча и целая стая хищных ветров закружилась, завыла, толкая в бока сонные волны. Волны гурьбою метнулись к скалам. А скалы швырнули в них галькой. Алчно они проглотили гостинцы и бросились снова на скалы. А туча находит, а гром громыхает, и молнии хищно сверкают. А буря галеры несчастные гонит, мачты ломает, рвет паруса, в волнах купает.

Но борются с морем отважно гребцы, не поддаются чубатые! Вот подогнало их к берегу море, вот раскачало и бросило прямо на скалы И скалы завыли, как звери, увидев такую добычу. Глазом моргнуть казаки не успели, как вдребезги разбило галеры.

Девушка, страха не зная, в море свой челн направив, утопающих хватает, быстро на берег выносит. Уж собралось их немало, но больше еще погибает. А, она знай спасает,  слышать не хочет, что море грозно рокочет:

— Эй, отступись, не тягайся со мною! Добыча моя, не отдам по-пустому! Эй, отступись, неразумная! Страшная  доля тебя покарает. Эй, отступись-ка!

Но тщетно! Девушка слушать не хочет. Поднялись страшные волны, утлый челнок подхватили, бросили с гневом на скалы — разбили.

Девушка  плачет: плачет она не от боли, плачет она со страху — она из-за челна рыдает. Жалко ей стало: нечем спасать несчастных. «Нет, попытаюсь еще раз!» Мигом одежду с себя сорвала и бросилась в бурное море. Не смилостивилось море: алчно ее поглотило. Но смилостивилась доля: девушка не погибла. Серою чайкой она вспорхнула и полетела над морем, горько рыдая.

А старик и не знал, что дочь совершила. Да те казаки, которых спасла она, все рассказали. Старик как стоял у костра, так и бросился с горя в огонь. Погибли и дочь и старик, но нет, не погибли! Каждую ночь огонек на утесе мерцает, а над утесом серые чайки летают, плачут-кричат, лишь только услышат хищную бурю: оповещают они моряков да нам повествуют о древней легенде, о славной девушке-чайке.